Яхта «Нелли» покачнулась на якоре - паруса ее были неподвижны - и застыла. Был прилив, ветер почти стих, а так как ей предстояло спуститься по реке, то ничего другого не оставалось, как бросить якорь и ждать отлива.
Перед нами раскрывалось устье Темзы, словно вход в бесконечный пролив. В этом месте море и небо сливались, и на ослепительной глади поднимающиеся с приливом вверх по реке баржи казались неподвижными; гроздья обожженных солнцем красноватых парусов, заостренных вверху, блестели своими полированными шпринтовами. Туман навис над низкими берегами, которые словно истаивали, сбегая к морю. Над Грейвсэндом легла тень, а дальше, вглубь, тени сгущались в унылый сумрак, застывший над самым большим и великим городом на земле.
Капитаном и владельцем яхты был директор акционерной компании. Мы четверо дружелюбно на него поглядывали, когда он, повернувшись к нам спиной, стоял на носу и смотрел в сторону моря. На всей реке никто так не походил на типичного моряка, как он. Он был похож на лоцмана, который для моряков олицетворяет собою все, что достойно доверия. Трудно было поверить, что его профессия влекла его не вперед, к этому ослепительному устью, но назад - туда, где сгустился мрак.
Как я уже когда-то говорил, все мы были связаны узами, какие налагает море. Поддерживая нашу дружбу в течение долгих периодов разлуки, эти узы помогали нам относиться терпимо к рассказам и даже убеждениям каждого из нас. Адвокат - превосходный старик - пользовался, вследствие преклонного своего возраста и многочисленных добродетелей, единственной подушкой, имевшейся на палубе, и лежал на единственном нашем пледе. Бухгалтер уже извлек коробку с домино и забавлялся, возводя строения из костяных плиток. Марлоу сидел скрестив ноги и прислонившись спиной к бизань-мачте. У него были впалые щеки, желтый цвет лица, прямой торс и аскетический вид; сидя с опущенными руками и вывернутыми наружу ладонями, он походил на идола. Директор, убедившись, что якорь хорошо держит, вернулся на корму и присоединился к нам. Лениво обменялись мы несколькими словами. Затем молчание спустилось на борт яхты. Почему-то мы не стали играть в домино. Мы были задумчивы и пребывали в благодушно-созерцательном настроении. День безмятежно догорал в ослепительном блеске. Мирно сверкала вода; небо, не запятнанное ни одним облачком, было залито благостным и чистым светом; даже туман над болотами Эссекса был похож на сияющую и тонкую ткань, которая, спускаясь с лесистых холмов, прозрачными складками драпировала низменные берега. Но на западе, вверх по течению реки, мрак сгущался с каждой минутой, как бы раздраженный приближением солнца.
И наконец, незаметно свершая свой путь, солнце коснулось горизонта и из пылающего, белого превратилось в тусклый красный шар, лишенный лучей и тепла, как будто этот шар должен был вот-вот угаснуть, пораженный насмерть прикосновением мрака, нависшего над толпами людей.
Сразу изменился вид реки, блеск начал угасать, а тишина стала еще глубже. Старая широкая река, не тронутая рябью, покоилась на склоне дня после многих веков верной службы людям, населявшим ее берега; она раскинулась невозмутимая и величественная, словно водный путь, ведущий к самым отдаленным уголкам земли. Мы смотрели на могучий поток и видели его не в ярком сиянии короткого дня, который загорается и угасает навеки, но в торжественном свете немеркнущих воспоминаний. И действительно, человеку, который с благоговением и любовью, как принято говорить, «отдал себя морю», нетрудно воскресить в низовьях Темзы великий дух прошлого. Поток, вечно несущий свою службу, хранит воспоминания о людях и судах, которые поднимались вверх по течению, возвращаясь домой на отдых, или спускались к морю, навстречу битвам. Река служила всем людям, которыми гордится нация, - знала всех, начиная от сэра Фрэнсиса Дрейка и кончая сэром Джоном Франклином; то были рыцари, титулованные и нетитулованные, - великие рыцари - бродяги морей. По ней ходили все суда, чьи имена, словно драгоценные камни, сверкают в ночи веков, - все суда, начиная с «Золотой лани» с круглыми боками, которая набита была сокровищами и после визита королевы выпала из славной легенды, и кончая «Эребом» и «Ужасом», стремившимися к иным завоеваниям и так и не пришедшими назад. Река знала суда и людей; они выходили из Дэтфорда, из Гринвича, из Эрита - искатели приключений и колонисты, военные корабли и торговые капитаны, адмиралы, неведомые контрабандисты восточных морей и эмиссары, «генералы» Восточного индийского флота. Те, что искали золота, и те, что стремились к славе, - все они спускались по этой реке, держа меч и часто - факел, посланцы власти внутри страны, носители искры священного огня.
Солнце зашло, сумерки спустились на реку, и вдоль берега начали загораться огни. На тинистой отмели ярко светил маяк Чепмен, поднимающийся словно на трех лапах. Огни судов скользили по реке - великое перемещение огней, которые приближались и удалялись. А дальше, на западе, чудовищный город все еще был отмечен зловещей тенью на небе - днем отмечало его сумрачное облако, а ночью - багровый отблеск под сверкающими звездами.
И здесь тоже был один из мрачных уголков земли, - сказал вдруг Марлоу.
Из нас он был единственным, кто все еще плавал по морям. Худшее, что можно было о нем сказать, это то, что он не являлся типичным представителем своей профессии. Он был моряком, но вместе с тем и бродягой, тогда как большинство моряков ведет, если можно так выразиться, оседлый образ жизни. По натуре своей они - домоседы, и их дом - судно - всегда с ними, а также и родина их - море. Все суда похожи одно на другое, а море всегда одно и то же. На фоне окружающей обстановки, которая никогда не меняется, чужие берега, чужие лица, изменчивый лик жизни скользят мимо, завуалированные не ощущением тайны, но слегка презрительным неведением, ибо таинственным для моряка является только море - его владыка, - море, неисповедимое, как сама судьба. После рабочего дня случайная прогулка или пирушка на берегу открывает моряку тайну целого континента, и обычно моряк приходит к тому заключению, что эту тайну не стоило открывать. Рассказы моряков отличаются простотой, и смысл их как бы заключен в скорлупу ореха. Но Марлоу не был типичным представителем моряков (если исключить его любовь сочинять истории), и для него смысл эпизода заключался не внутри, как ядрышко ореха, но в тех условиях, какие вскрылись благодаря этому эпизоду: так благодаря призрачному лунному свету становятся иногда видимы туманные кольца.
Замечание его никому не показалось странным. Это было так похоже на Марлоу. Его выслушали в молчании. Никто не потрудился хотя бы проворчать что-нибудь в ответ. Наконец он заговорил очень медленно:
Я думал о тех далеких временах, когда впервые появились здесь римляне, тысяча девятьсот лет назад… вчера… Свет, скажете вы, загорелся на этой реке во времена рыцарей? Да, но он был похож на пламя, разлившееся до равнине, на молнию в тучах. Мы живем при вспышке молнии - да не погаснет она, пока движется по орбите наша старая Земля! Но вчера здесь был мрак. Представьте себе настроение командира красивой… как они называются?.. ах да!.. триремы в Средиземном море, который внезапно получил приказ плыть на север. Он едет сушей, спешно пересекает земли галлов и принимает командование одним из тех судов, которые, если верить книгам, строились сотней легионеров в течение одного-двух месяцев… Какими ловкими парнями были, должно быть, эти люди!.. Представьте себе, что этот командир явился сюда, на край света… Море свинцовое, небо цвета дыма, судно неуклюжее, как концертино, а он поднимается вверх по реке, везет приказы, или товары, или… что хотите. Песчаные отмели, болота, леса, дикари… очень мало еды, пригодной для цивилизованного человека, и нет ничего, кроме воды из Темзы, чтобы утолить жажду. Здесь, нет фалернского вина, нельзя сойти на берег. Кое-где виднеется военный лагерь, затерявшийся в глуши как иголка в стоге сена. Холод, туман, бури, болезни, изгнание и смерть - смерть, притаившаяся в воздухе, в воде, в кустах. Должно быть, здесь люди умирали как мухи. И все-таки он это вынес. Вынес молодцом, не тратя времени на размышления, и только впоследствии хвастался, быть может, вспоминая все, что пришлось ему перенести. Да, то были люди достаточно мужественные, чтобы заглянуть в лицо мраку. Пожалуй, его поддерживала надежда выдвинуться, попасть во флот в Равенне, если найдутся в Риме добрые друзья и если пощадит его ужасный климат. И представьте себе молодого римлянина из хорошей семьи, облеченного в тогу. Он, знаете ли, слишком увлекался игрой в кости и, чтобы поправить свои дела, прибыл сюда в свите префекта, сборщика податей или купца. Он высадился среди болот, шел через леса и на какой-нибудь стоянке в глубине страны почувствовал, как глушь смыкается вокруг него, ощутил биение таинственной жизни в лесу, в джунглях, в сердцах дикарей. В эти тайны не могло быть посвящения. Он обречен жить в окружении, недоступном пониманию, что само по себе отвратительно. И есть в этом какое-то очарование, которое дает о себе знать. Чарующая сила в отвратительном. Представьте себе его нарастающее сожаление, желание бежать, беспомощное омерзение, отказ от борьбы, ненависть…
Это произведение пошло у меня в комплекте с фильмом «Апокалипсис сегодня», который, как известно, базируется именно на Конраде. Фильм великолепен до жути, но и повесть ему не уступает.
«Сердце тьмы» - неспешная с виду хроника путешествия английского моряка вглубь Африки. Несмотря на все атрибуты колониального рассказа - неизменные станции, окруженные джунглями, лихорадка, негры-людоеды - «Сердце тьмы» вовсе не является приключенческой байкой, коих тогда писалось множество. Как и все великие произведения, оно перешагнуло далеко за границы жанра. Недаром его причисляют к основным вехам литературы XIX века. «Сердце тьмы» - жуткая и психологически изощренная картина борьбы цивилизации и природы. Природы дикой, иррациональной и могучей.
Полем битвы служит душа человека. Плавание по реке вглубь диких джунглей одновременно и путешествие в дебри бессознательного, и путь к тому храму, на котором начертано: «Познай самого себя».
Конечная цель - не только затерянная станция, где возомнивший себя богом белый человек творит чудовищные, омерзительные вещи. Это и глубины души, закованной обществом в кандалы. Что есть норма? Что есть безумие? Может ли человек утверждать, что он знает себя? Или его знание - лишь шаблон, навязанный цивилизацией?
Оценка: 10
Классическое описание того, как европеец - носитель гуманизма, знаний, гармонии добра - превращается в свою противоположность, отрекаясь от «света» цивилизации и погружаясь во «тьму» примитивной дикарской жизни. Повесть, безусловно, входит в список обязательных для всех, кто стремится понять, как именно девятнадцатый век веры в прогресс перешёл в двадцатый - показавший, что от прогресса можно легко перейти в безумие первобытной ярости, ненависти и самоуничтожения.
Вообще, цивилизация не так надёжна и не настолько права, как это было принято считать - Конрад показал это весьма убедительно. И надо понимать, что кризис самоидентификации европейца продолжается до сих пор...
Оценка: 10
«Сердце тьмы», которое иногда относят к классике, мне не особо понравилось. Но давление ста с лишним лет и множества критиков рождает самокритику: «Что я - житель мегаполиса XXI века, могу знать и, следовательно, сказать о произведении, времени, духе и авторе?» Вроде бы автоматический правильный ответ: ничего. Однако:
Первое. Повесть довольно тяжелая для восприятия. Не уверен, что это «заслуга» переводчика, но русский текст читается и воспринимается откровенно тяжело.
Второе. Оно не увлекает. Размеренное повествование не балует действием. Разнообразные описания включают картины пусть ужасные, но статические. Я не вижу развития. Возможно, это призвано подчеркнуть обыденность происходящего, что и составляет трагизм ситуации.
Третье. Нет чувства цельности произведения. Возможно, перескоки с одного на другое, высказывание диаметрально противоположных точек зрения и взглядов призваны показать героев, обуреваемых противоречиями. Именно возможно, потому что такой приём справляется с этой задачей плохо и только раздражает. Мозаика не складывается.
Четвертое. Считаю, что механизм превращения Куртца в чудовище описан не слишком внятно. Я не увидел его мотивации, я опять не вижу развития. Такое впечатление, что это почти как данность - человек попал практически в проклятое место и сделался его проклятием. Безысходность и мрак.
Пятое. Я долго думал, что же является основным в повести. Превращение «цивилизованного» человека в дикаря и деградация личности? Вряд ли, потому что превращение как раз и не показано. Приключения? Только не как основное, уж больно они вялые. Порицание расизма? Определенно нет. Срез истории Независимого государства Конго? Возможно, но я бы предпочел Артура Конан Дойля (пусть даже его «Преступления в Конго» появились несколькими годами позже). Возможно, это зарисовка, в которой есть элементы всего сказанного выше. И без каких-либо претензий на что-то существенное.
Оценка: 7
Знаменитая книга Конрада, сумевшая «прописаться» в массовой культуре, при ознакомлении оказывается не совсем тем, что рассчитываешь прочитать, зная о славе этой повести и ее влиянии на современную культуру. (А отсылки к «Сердцу Тьмы» и прямые цитаты из него можно найти в таких разных произведениях, как фильм Ф.Ф Копполы и фэнтезийная сага Я. Гжендовича «Владыка Ледяного Сада»...)
Перед нами, как будто, и в самом деле мрачное путешествие в сердце тропической Африки.
ГГ (и рассказчик) Марлоу подряжается поработать на речном судне и отправляется вверх по течению не названной великой Реки, где «талантливый мистер Курц», о котором только и способны говорить все белые в Африке, сумел организовать добычу слоновой кости в промышленных масштабах. Вот только слухи из глубин континента доносятся совсем уж мрачные...
Из этого сюжета можно было бы сделать все что угодно, от приключенческого боевика до полновесного хоррора, включая политический памфлет и философское рассуждение о тьме, которая таится в человеке.
Конрад так и сделал. Под одной обложкой и в относительно небольшом объеме...
Книга оказывается слишком патетичной, слишком модернистски-причудливой, слишком витиеватой и слишком многое недоговаривающей.
Уже то, что кроме Курца ни один из персонажей в Африке не имеет имени собственного, должно насторожить.
Конрад, вне всякого сомнения знал Африку (пребывание в которой стоило ему здоровья на многие годы), и натуралистическое описание деталей «которые не выдумать» сначала как будто работает на идею о том, что перед нами прежде всего история об ужасах Свободного Государства Конго.
Но обилие всевозможных лирических отступлений, которые касаются всех на свете тем, (вплоть до античной мифологии), театрально-выспренная речь героев, и общая «сновидческая» атмосфера позволяют вчитать в текст какое угодно содержание.
По степени страстной импульсивности «Сердце Тьмы» иногда обгоняет даже «Моби Дика», а это совсем нелегко.
Конечно всеевропеец Курц с его запутанным происхождением (германj-бельгийско-французским c включением и прочих наций Европы), чрезмерной для торгового агента начитанностью, слабым здоровьем (при огромном росте) и умением в одной фразе переходить от филантропических рассуждений к расстрельным приказам, символизирует Старый Свет как таковой.
В нем странным образом угаданы черты тоталитарных идеологий XX века.
Можно было бы написать что-то про «нацизм» или «фашизм», воплотившиеся в Курце, да вот беда, во время выхода книги Б. Муссолини избивал однокашников в старших классах, А. Гитлер пел в хоре младшеклассников, ну а Розенберг и вовсе в школу не ходил.
Но для книги о том, что «колониализм это плохо» в «Сердце Тьмы» отсутствует такая обязательная деталь, как положительные туземцы. Черные тут сущие «полудемоны-полудети» живущие и безо всякого Курца странной и страшной жизнью вне времени.
Курц искренне хотел принести им цивилизацию, а стал тираном.
Но с той же степенью уверенности можно предпочесть и «психоаналитическую» трактовку текста.
Суммируя свои впечатления, выскажусь так.
Книга произвела сильное впечатление, но не понравилась.
Потому хочу предупредить всех, кто захочет приобщиться к классике.
Вас ждет чрезвычайно патетичный, написанный порой чуть ли не «потоком сознания» текст.
Оценка: 8
Наверное, это лучшее произведение Джозефа Конрада. Главный герой Ч. Марлоу движется по реке вглубь бельгийской колонии, называемой, кстати, «Свободное государство Конго», чтобы забрать заболевшего Куртца, успешного агента компании, занимающейся сбором слоновой кости. И это весьма напоминает спуск в преисподнюю. Ничего по сути особенного, business as usual. Африканцы - просто ничего не стоящая рабсила, которую бизнес полностью выжимает, а отпускает только уже умирать. Куртц, некогда выступавший на родине в роли большого демократа, в колонии сходит с ума от безнаказанности, считает себя не только посланцем «прогресса», но и божеством. На частокол вокруг его дома насажены отрубленные головы африканцев, что служит стимулом для лучшей работы оставшихся в живых. Конрад мастерски показывает, как любые замечательные мотивы и идеи превращаются машиной обычного бизнеса и системой выколачивания прибыли в жестокость и коварство. Не только душа человека, но и как будто сама природа становится из-за этого обиталищем злого начала. И этот «обычный бизнес», кстати, стал причиной гибели половины населения в колониальном «Свободном государстве Конго».
Оценка: 9
Двоякое впечатление.
Если посмотреть Вики: «Повествование ведется от лица главного героя, моряка Марлоу, который вспоминает своё путешествие в Центральную Африку». На самом деле, в книге не упоминается ни река, ни страна, о которых вспоминает главный герой (я даже перечитывала начало, засомневавшись, что сама упустила из вида).
В компании друзей, на яхте, в устье Темзы, в ожидании отлива, Марлоу начинает свой рассказ, глядя на берега своей страны, представляя ее захват и освоение в далекие годы и проводя аналогию с собственным опытом путешествия по английским колониям. Эдакий рассказ в рассказе.
И именно осознание этого факта мешало мне воспринимать историю адекватно: из уст бывалого моряка льется такая высокопарная речь, такие образные эпитеты и описание природы, что хотелось кричать «не верю!» - не может быть такой РАЗГОВОРНАЯ речь!
«Я смотрел на берега. Созерцание берегов, мимо которых проплывает судно, имеет что-то общее с размышлениями о тайне. Берег тянется перед вашими глазами, улыбающийся или нахмуренный, влекущий, величественный, или жалкий и скучный, или дикий, но всегда безмолвный и в то же время как бы нашептывающий: «Приди и разгадай!» Здесь берег был расплывчатый, словно еще недоделанный, однообразный и угрюмый. Граница бескрайних зарослей – темно-зеленых, почти черных, обрамленных белой пеной прибоя – тянулась прямо, как по линейке, вдоль сверкающего синего моря, подернутого ползучим туманом. Яростно жгло солнце, земля, казалось, светилась и испускала пар.»
С другой стороны, мне очень импонирует такой завораживающий стиль изложения. История «спасения» ценного сотрудника фирмы, который не горел желанием спасаться, оказалась вполне захватывающей. И если бы автор не применял этот прием «рассказ в рассказе», лично для меня произведение бы только выиграло.
Оценка: 8
о, боже, то ли перевод скверный, то ли сам текст неудачный...
Скорее всего именно второе.
Как Загоскин.
Крайне невыразительное, несмотря на обилие бесцветных сравнений и эпитетов занудное, особенно вначале, повествование как-то нелепо скомпановано, прерывается возвращением из «Африки» к Темзе и сборище на борту яхты.
Непонятно, кто есть кто, то речь идет об одном смотрителе-? Центральной станции, затем тут же появляется некто с усами, при этом опять рассказ ведется о ком-то непонятном человеке, говорится «он», человек аристократической внешности, а может это один из белых «пилигримов»? Автор пытается то ли бесстрастно описать мрачно-унылую атмосферу, то ли быть беспристрастным, но ни один образ не пробуждает ни жалости, ни любопытства, ни сочувствия. ни попытки понимания. Как-то удивительно ровно и гладко-текуче подобраны безликие слова. вроде бы сравнения яркие, образные «пилигримы», «красное светило солнца», но все в руках автора становится плоским и безжизненным.
Сразу же вспоминаются с глухой тоской пронзительно-яркие жгучие краткие описания выдуманных джунглей Александра Грина, ну или даже «В дебрях Африки«Сенкевича.
Зато когда дело касается «первобытного» Конрад становится патетичен. Даже тон становится экзальтированно-страстным, очень интересная концепция про то, что цивилизация в человеке присутствует только лишь в цивилизованном месте (обществе). окунитесь в мир «первобытной природы» и в вас одержит верх то самое первобытное каннибальское начало.
Суть вот в чем - товарищ оказался в условиях безнаказанности и почти вседозволенности, попустительства со стороны нравственности и закона. И у человека снесло башку. Не богатство ослепило его, свело с истинного пути, а власть.
Ну, если вы читали Ларионову и «Чакра кентавра», то Куртц подорбно крэгам объедался властью и вседозволенностью. Отличие от самозванных местных царьков и божков, какими иногда становились британские офицеры в Индии или в Афганистане времен колониальной империи, только в том, что не было такого количества свидетелей, могущих оценить столь неожиданное возвышение обыкновенного, рядового человека.
Еще я хотела бы сравнить Куртца с Паганелем, тоже весьма страстно увлеченным человеком, которого посвятили в вожди благородные дикари-индейцы. вот именно такая одержимость и дар красноречия, внутренняя убежденность в своем превосходстве проскальзывают в некоторых рассказах Джека Лондона. Про превосходство белого человека и прочая чушь.
Автор под конец стал более эмоционален и убедителен, но его многословию не хватает короткой завершенности и цельности. Ясного убеждения. все двухмерно и неоднозначно, все подлежит сомнению, эта двойственность и является «козырной фишкой» фильма «Апокалипсис сегодня».
Довольно забавен и ироничен момент, когда «бабы» не понимают мужчин, вернее они не достигают до их высот, как автор и утверждал вначале. Это про эпизод с описанием последних минут жизни Куртца, ну и про наивную слепую веру «нареченной».
Рассказ о том, как превозносимый таинственный человек оказался удачливой дрянью.
А еще мне сразу же вспомнились «вязальщицы робеспьера», при описании конторы, странно, что автор упомянул не это сравнение а отделался банальным «Аве, цезарь».
Ну примерно так обстоит дело, вот у А.Грина наоборот, человек возвышается до образа «сказочно-таинственного великана» - рассказ «Создание Аспера», или «Происшествие в улице Пса», когда за обыкновенным поступком скрываются невиданные переживания и недостижимая мечта чего-то большего, а здесь, человек много говорил, но оказался слабаком и пустышкой.
Могу порекомендовать киноманам фильм «Стукач» с Тимом Ротом, о том, как бывший ганстер начитавшись великих философов внушил уважение своим «киллерам», а под дулом пистолета все высокопарная дзен-философия с него слетела, как шелуха.
А вообще, короче и яснее высказался обо всем Николай Гумилев:
Носороги топчут наше дурро,
Обезьяны обрывают смоквы,
Хуже обезьян и носорогов
Белые бродяги итальянцы.
и как итог «туземной эпопеи»
Слава нашему хозяину-европейцу!
У него такие дальнобойные ружья,
Вообще интересно, но немного не хватило динамики и интриги. Сам сюжет по-моему простенький, что тем не менее поражает своей атмосферностью. Если в целом, то атмосферность - это именно то, чего здесь хватает в отличие от всего остального. Для тех читателей, которые ищут в книгах размышления ГГ и среди жанров выбирают рассказы и предания.
Оценка: 8
Джозеф Конрад (настоящее имя — Юзеф Коженевский, 1857-1924 гг.), классик английской литературы ХХ века, родился в Российской империи в семье поляков-патриотов, участников антиправительственных выступлений. В 1874 году сбежал в Марсель, оказался юнгой на французском торговом судне и через три года, во время плаваний на Тихом океане, впервые начал учить английский язык. Со временем он стал капитаном британского пассажирского флота, и морской опыт дал Конраду материал для его литературных произведений. Уйдя в отставку, он полностью посвятил себя литературе и с середины девяностых годов начал печатать романы, повести и рассказы, сразу нашедшие своего читателя. Конрад сумел войти в первый ряд писателей старейшей литературы, созданной на языке, не являющемся для него родным, — уже это случается очень редко. На протяжении ХХ века его репутация росла с каждым десятилетием, потому что все яснее становилась его роль одного из создателей модернизма. Высшее достижение Конрада — небольшая по объему повесть "Сердце тьмы" .
В 1890 году Конрад получил работу капитана в бельгийской торговой компании, работавшей в Конго, тогда бельгийской колонии. Он поднялся на своем пароходе на 230 миль вверх по реке Конго, и дневник этого путешествия за июнь-август 1890 года лег в основу повести "Сердце тьмы" (1899 г. — журнальный вариант, 1902 г. — публикация отдельной книгой).
На поверхности перед нами рассказ повествователя Чарли Марлоу о его путешествии вглубь экваториальной Африки, на торговую станцию европейской компании, чтобы забрать скопившийся там товар — слоновую кость — и вывезти оттуда больного агента компании, мистера Курца . Повесть может быть прочитана как рассказ о приключениях Марлоу в сердце Африки, но ее отличает такая сложность организации, что повествование воспринимается одновременно как философская повесть , к тому же дающая возможность для прямо противоположных, взаимоисключающих прочтений.
Вот принципиально новая черта литературы наступающего ХХ века — небывалая степень концентрации проблем и плюралистичность, неоднозначность их идейного и художественного решений. После века господства позитивистской самоуверенности, когда казалось, что наука и литература уже нашли или вот-вот найдут окончательные ответы на все вопросы, наступает век эпистемологического сомнения, то есть сомнения в познаваемости мира и человеческой души. Мир в литературе модернизма предстает как извечно враждебный человеку хаос, познание этого мира затруднено, а в полноте своей и недоступно, и только искусство (а в литературе — слово) выступает средством упорядочивания мира. Только искусство, как считают модернисты, предлагает целостную модель действительности, и модель эта должна быть столь же сложна, столь же внутренне противоречива, как сама жизнь, как секреты человеческой души. Для этой новой концепции мира и человека понадобились новые способы художественной выразительности, новые способы взаимодействия с читателем. Один из создателей модернизма — Конрад — сочетает склонность к эффектному авантюрному сюжету, характерному для обычного приключенческого романа, с поразительным богатством содержания и резким усложнением повествовательной структуры.
На первой странице повести Чарли Марлоу и его друзья с борта яхты, стоящей в устье Темзы, наблюдают за закатом, сгущающимся на западе над Лондоном : "...шар солнца должен был вот-вот угаснуть, пораженный насмерть прикосновением мрака, нависшего над толпами людей", — так незаметно в зрелище величественного заката вводится центральная метафора повести, метафора тьмы . Этот закат заставляет Марлоу в ожидании отлива, когда можно будет войти в реку, начать свою историю. Его фантазии о молодом римлянине, который много веков назад высадился на этих самых низких берегах реки на окраине Римской империи, при первом чтении могут показаться не имеющими отношения к дальнейшему развитию сюжета, однако этот безымянный образ — первый набросок современного империалиста Курца , обуреваемого сходными страстями на берегах другой безымянной реки. Марлоу рассказывает о том, как нанялся речным капитаном в колониальную компанию. В здании компании в скучной европейской столице его поражают две женщины, лихорадочно вяжущие в приемной : они "охраняют врата тьмы и словно вяжут саван из черной шерсти ". У читателя сразу возникает ассоциация, которая напрямую не предложена в тексте, — ассоциация с античными богинями судьбы, вяжущими нити людских жизней. Возникает ощущение фатальной предопределенности происходящего. На борту парохода, плывущего в Африку, Марлоу поражает равнодушие к человеческой жизни: кто-то тонет при выгрузке в прибое, идет нелепый обстрел пустынного берега французской канонеркой — как говорят, усмиряют туземцев-бунтовщиков. Его первое впечатление по прибытии на место — шестеро скованных чернокожих, "преступники", не знающие, в чем они виновны, потому что им неведомо понятие закона.
«Стоя на склоне холма, я понял, что в этой стране, залитой ослепительными лучами солнца, мне предстоит познакомиться с вялым, подслеповатым демоном хищничества и холодного безумия».
Разнообразные сцены смерти, насилия, болезней, коварства белых, дикости чернокожих служат прологом к путешествию на внутреннюю станцию, куда его влечет, помимо любопытства к новым землям, слух о самом выдающемся человеке колонии. Воображением Марлоу завладевает фигура самого удачливого агента компании, Курца, который один поставляет столько же слоновой кости, сколько остальные агенты вместе взятые. Созданный им мысленно образ Курца как светоча прогресса рассыпается, когда Марлоу наконец добирается до внутренней станции, на которой Курц умирает от тропической лихорадки. Дело не только в том, что на пароход вносят истощавшее длинное тело, почти скелет, человека в предсмертном бреду. Марлоу понимает, что все его с чужих слов составленные представления о Курце оказались ложными. На частоколе вокруг хижины Курца для устрашения дикарей висят отрубленные головы их соплеменников, он отнимает у африканцев ископаемую слоновую кость силой оружия, объявляет себя для них богом. На деле "посланец милосердия, науки и прогресса" оказывается воплощением зла:
«Глушь его приласкала, и, — о, чудо! — он зачах. Она его приняла, полюбила, проникла в его вены, в его плоть, наложила свою печать на его душу, проделала над ним какие-то дьявольские церемонии посвящения. Он был ее избалованным фаворитом».
Курц, автор статей в защиту прогресса в европейских журналах и самый перспективный служащий компании, в Африке быстро сбрасывает с себя тонкий налет цивилизации и культуры, его суть обнажается как ложь, демагогия, экстремизм — "в его имени было столько же правды, сколько в его жизни" ("Курц" по-немецки — "короткий", тогда как обладатель ее семи футов росту, то есть 2 метра 12 см). Ужасны предсмертные откровения Курца, и, хотя Марлоу ненавидит ложь и смерть, в честном Марлоу есть что-то, благодаря чему он чувствует себя неразрывно связанным с Курцем.
В литературе рубежа веков особый интерес вызывала проблема зла, его природы и истоков. Если в литературе XIX века зло трактовалось как составная часть жизни, которую надо осознать и вывести в произведении, а тем самым разоблачить, то у Конрада зло, тьма и мрак — лейтмотивы повести, зло непостижимо и неустранимо . Зло у Конрада сосредоточено в "сердце тьмы" — постепенно смысл заглавия повести раскрывается как постижение сердца черной Африки, как постижение зла в человеческой природе. Однозначного ответа на вопрос о том, что есть зло и где его истоки, автор не дает. Есть в повести и социальные мотивы, обличение хищнической эксплуатации колоний, есть антирасистские мотивы; зло разлито и в природе — африканская природа враждебна и губительна для европейцев, но главное зло, пожалуй, лежит в человеческой душе. Зло у Конрада рядится в одежды добра. Марлоу отдает себе отчет в том, что его верность гуманизму, с чем связаны проблески оптимизма в повести, идет вразрез со всем его опытом, подсказывающим, что в мире нет ни истины, ни справедливости, есть только глупость идеализма, чаще - коварство холодного эгоизма, стяжательство, фанатизм. В подобной концепции мира и человека сказывается характерный для модернизма пессимизм.
Приключенческая по сюжету повесть приобретает философский смысл; такое же усложнение происходит и в области искусства повествования у Конрада. Чарли Марлоу выступает рассказчиком в нескольких произведениях Конрада. Это не просто функциональная фигура повествователя, а живо обрисованный образ. Автор наделяет его некоторыми автобиографическими чертами — это моряк с большим жизненным опытом, как у его создателя. Марлоу не условный рассказчик, свойственный более ранней литературе. Он сам одновременно и действующее лицо рассказываемой им истории, не уступающий в значении Курцу, претерпевающий нравственную эволюцию. Проникаясь интересом к Марлоу, читатель лучше понимает особенности его видения Курца. Между этими двумя главными героями повести возникает поле напряжения, взаимного притяжения, и, хотя непосредственно общаются они совсем недолго, — это образы, связанные тысячью внутренних нитей, как по принципу контраста, так и по принципу сходства. Конрад наделяет Чарли Марлоу поистине писательской чуткостью к проблемам рассказывания, и в его обращениях к слушателям автор формулирует новые художнические задачи: "Поймите, я не пытаюсь что-либо изменить или объяснить — я хочу понять, понять мистера Курца или тень мистера Курца". Как видно, слово у Конрада осмысляется не как средство воздействия на мир, а исключительно как средство постижения мира. Более того, Марлоу знает, что его рассказ о Курце может быть очень далек от реального Курца, и он скорее всего облекает в слова лишь свою грезу о Курце, свою версию его личности. Возникает вопрос о границах познавательных и изобразительных возможностей слова:
«Мне кажется, что я пытаюсь рассказать вам сон — делаю тщетную попытку, ибо нельзя передать словами ощущение сна...»
Заложенная в авторской позиции Конрада многозначность дает возможность разных интерпретаций повести. Ряд критиков видит в ней одно из лучших обличений империализма, его лицемерия и жестокости. Повесть создавалась в последние годы правления королевы Виктории, которая гордилась тем, что стояла во главе обширнейшей и самой высокоморальной из когда-либо существовавших империй. Понятие "империализм" трактовалось англичанами как цивилизаторская миссия белого человека в странах, которые сами не способны справиться со своими проблемами, которым необходима помощь; понятие "колониализм" было не столь возвышенным, за ним стояла прежде всего коммерческая прибыль, эксплуатация чужих ресурсов. Марлоу становится свидетелем прямых преступлений колониализма и уголовно не наказуемых преступлений против нравственности, вдохновленных имперской идеологией. Мистер Курц в бытность свою в Европе был известен как демократ, а служба в компании превращает его не просто в империалиста, а в кое-кого похуже — в варвара. У Конрада всегда присутствует идея о том, что цивилизация есть зло, а первобытная невинность туземцев — благодать; его африканцы полны жизни, приспособлены к существованию на своей земле, тогда как европейцев безжалостно косят болезни, и зря эти "полые люди" (позже это выражение Конрада будет заимствовано крупнейшим англоязычным поэтом ХХ века Т. С. Элиотом для заглавия его поэмы "Полые люди", 1925 г.) пытаются в своей слепоте насаждать цивилизацию вдали от ее истоков.
Прямо противоположная точка зрения о том, что в "Сердце тьмы" Конрад выступает поборником империализма также может быть подтверждена текстом повести. Африку автор изображает все же как "сердце тьмы", отрицательный смысл метафоры нельзя игнорировать. Не названная в тексте река, по которой поднимается пароход Марлоу, извилистая, опасная, зловещая, — символ тьмы . Проникли в текст и отдельные расовые предрассудки, но любые чисто идеологические подходы к тексту не дают ответа на вопрос: в чем сила повести?
Конрад исходит из признания неразрешимости противоречий мира, поэтому в его художественном мире есть все. Действие разворачивается на фоне природы, в сравнении с которой человек до смешного мал, а человеческая история до смешного заносчива, самонадеянна. Мир Конрада поистине трагичен — он полон ужасных тайн, для которых нет слов в человеческом языке и которым лучше остаться безымянными, отсюда столь важный для Конрада и поэтики модернизма прием — умолчание , пропуск самого важного. Сюжет, содержание, стиль повести нераздельно слиты ради достижения единого, общего эффекта, который состоит в многослойности, неоднозначности, восхитительной сложности произведения, которое при каждом прочтении открывает перед читателем свои новые стороны.
И эстетизм с его манерной жеманностью, напоминающей поздний романтизм, и модернизм с его суровым, жестким взглядом на мир и человека, полностью впитавший уроки реализма и натурализма, в равной степени обязаны литературе XIX столетия, — и оба направления на рубеже столетий в равной степени воспринимались как новые, бунтарские. Однако выдвижение в центр разных комплексов проблем и разные способы их решения определили разный удельный вес этих направлений в истории литературы с точки зрения исторической перспективы — эстетизм остался памятником определенной эпохи, тогда как модернизм на следующем этапе литературного развития превратится в ведущее направление мировой литературы.
Джозеф Конрад (настоящее имя — Юзеф Коженевский, 1857-1924 гг.), классик английской литературы ХХ века, родился в Российской империи в семье поляков-патриотов, участников антиправительственных выступлений. В 1874 году сбежал в Марсель, оказался юнгой на французском торговом судне и через три года, во время плаваний на Тихом океане, впервые начал учить английский язык. Со временем он стал капитаном британского пассажирского флота, и морской опыт дал Конраду материал для его литературных произведений. Уйдя в отставку, он полностью посвятил себя литературе и с середины девяностых годов начал печатать романы, повести и рассказы, сразу нашедшие своего читателя. Конрад сумел войти в первый ряд писателей старейшей литературы, созданной на языке, не являющемся для него родным, — уже это случается очень редко. На протяжении ХХ века его репутация росла с каждым десятилетием, потому что все яснее становилась его роль одного из создателей модернизма. Высшее достижение Конрада — небольшая по объему повесть "Сердце тьмы" .
В 1890 году Конрад получил работу капитана в бельгийской торговой компании, работавшей в Конго, тогда бельгийской колонии. Он поднялся на своем пароходе на 230 миль вверх по реке Конго, и дневник этого путешествия за июнь-август 1890 года лег в основу повести "Сердце тьмы" (1899 г. — журнальный вариант, 1902 г. — публикация отдельной книгой).
На поверхности перед нами рассказ повествователя Чарли Марлоу о его путешествии в глубь экваториальной Африки, на торговую станцию европейской компании, чтобы забрать скопившийся там товар — слоновую кость — и вывезти оттуда больного агента компании, мистера Курца. Повесть может быть прочитана как рассказ о приключениях Марлоу в сердце Африки, но ее отличает такая сложность организации, что повествование воспринимается одновременно как философская повесть, к тому же дающая возможность для прямо противоположных, взаимоисключающих прочтений.
Вот принципиально новая черта литературы наступающего ХХ века — небывалая степень концентрации проблем и плюралистичность, неоднозначность их идейного и художественного решений. После века господства позитивистской самоуверенности, когда казалось, что наука и литература уже нашли или вот-вот найдут окончательные ответы на все вопросы, наступает век эпистемологического сомнения, то есть сомнения в познаваемости мира и человеческой души. Мир в литературе модернизма предстает как извечно враждебный человеку хаос, познание этого мира затруднено, а в полноте своей и недоступно, и только искусство (а в литературе — слово) выступает средством упорядочивания мира. Только искусство, как считают модернисты, предлагает целостную модель действительности, и модель эта должна быть столь же сложна, столь же внутренне противоречива, как сама жизнь, как секреты человеческой души. Для этой новой концепции мира и человека понадобились новые способы художественной выразительности, новые способы взаимодействия с читателем. Один из создателей модернизма — Конрад — сочетает склонность к эффектному авантюрному сюжету, характерному для обычного приключенческого романа, с поразительным богатством содержания и резким усложнением повествовательной структуры.
На первой странице повести Чарли Марлоу и его друзья с борта яхты, стоящей в устье Темзы, наблюдают за закатом, сгущающимся на западе над Лондоном: "...шар солнца должен был вот-вот угаснуть, пораженный насмерть прикосновением мрака, нависшего над толпами людей", — так незаметно в зрелище величественного заката вводится центральная метафора повести, метафора тьмы. Этот закат заставляет Марлоу в ожидании отлива, когда можно будет войти в реку, начать свою историю. Его фантазии о молодом римлянине, который много веков назад высадился на этих самых низких берегах реки на окраине Римской империи, при первом чтении могут показаться не имеющими отношения к дальнейшему развитию сюжета, однако этот безымянный образ — первый набросок современного империалиста Курца, обуреваемого сходными страстями на берегах другой безымянной реки. Марлоу рассказывает о том, как нанялся речным капитаном в колониальную компанию. В здании компании в скучной европейской столице его поражают две женщины, лихорадочно вяжущие в приемной: они "охраняют врата тьмы и словно вяжут саван из черной шерсти". У читателя сразу возникает ассоциация, которая напрямую не предложена в тексте, — ассоциация с античными богинями судьбы, вяжущими нити людских жизней. Возникает ощущение фатальной предопределенности происходящего. На борту парохода, плывущего в Африку, Марлоу поражает равнодушие к человеческой жизни: кто-то тонет при выгрузке в прибое, идет нелепый обстрел пустынного берега французской канонеркой — как говорят, усмиряют туземцев-бунтовщиков. Его первое впечатление по прибытии на место — шестеро скованных чернокожих, "преступники", не знающие, в чем они виновны, потому что им неведомо понятие закона.
Стоя на склоне холма, я понял, что в этой стране, залитой ослепительными лучами солнца, мне предстоит познакомиться с вялым, подслеповатым демоном хищничества и холодного безумия.
Разнообразные сцены смерти, насилия, болезней, коварства белых, дикости чернокожих служат прологом к путешествию на внутреннюю станцию, куда его влечет, помимо любопытства к новым землям, слух о самом выдающемся человеке колонии. Воображением Марлоу завладевает фигура самого удачливого агента компании, Курца, который один поставляет столько же слоновой кости, сколько остальные агенты вместе взятые. Созданный им мысленно образ Курца как светоча прогресса рассыпается, когда Марлоу наконец добирается до внутренней станции, на которой Курц умирает от тропической лихорадки. Дело не только в том, что на пароход вносят истощавшее длинное тело, почти скелет, человека в предсмертном бреду. Марлоу понимает, что все его с чужих слов составленные представления о Курце оказались ложными. На частоколе вокруг хижины Курца для устрашения дикарей висят отрубленные головы их соплеменников, он отнимает у африканцев ископаемую слоновую кость силой оружия, объявляет себя для них богом. На деле "посланец милосердия, науки и прогресса" оказывается воплощением зла:
Глушь его приласкала, и, — о, чудо! — он зачах. Она его приняла, полюбила, проникла в его вены, в его плоть, наложила свою печать на его душу, проделала над ним какие-то дьявольские церемонии посвящения. Он был ее избалованным фаворитом.
Курц, автор статей в защиту прогресса в европейских журналах и самый перспективный служащий компании, в Африке быстро сбрасывает с себя тонкий налет цивилизации и культуры, его суть обнажается как ложь, демагогия, экстремизм — "в его имени было столько же правды, сколько в его жизни" ("Курц" по-немецки — "короткий", тогда как обладатель ее семи футов росту, то есть 2 метра 12 см). Ужасны предсмертные откровения Курца, и, хотя Марлоу ненавидит ложь и смерть, в честном Марлоу есть что-то, благодаря чему он чувствует себя неразрывно связанным с Курцем.
В литературе рубежа веков особый интерес вызывала проблема зла, его природы и истоков. Если в литературе XIX века зло трактовалось как составная часть жизни, которую надо осознать и вывести в произведении, а тем самым разоблачить, то у Конрада зло, тьма и мрак — лейтмотивы повести, зло непостижимо и неустранимо. Зло у Конрада сосредоточено в "сердце тьмы" — постепенно смысл заглавия повести раскрывается как постижение сердца черной Африки, как постижение зла в человеческой природе. Однозначного ответа на вопрос о том, что есть зло и где его истоки, автор не дает. Есть в повести и социальные мотивы, обличение хищнической эксплуатации колоний, есть антирасистские мотивы; зло разлито и в природе — африканская природа враждебна и губительна для европейцев, но главное зло, пожалуй, лежит в человеческой душе. Зло у Конрада рядится в одежды добра. Марлоу отдает себе отчет в том, что его верность гуманизму, с чем связаны проблески оптимизма в повести, идет вразрез со всем его опытом, подсказывающим, что в мире нет ни истины, ни справедливости, есть только глупость идеализма, чаще - коварство холодного эгоизма, стяжательство, фанатизм. В подобной концепции мира и человека сказывается характерный для модернизма пессимизм.
Приключенческая по сюжету повесть приобретает философский смысл; такое же усложнение происходит и в области искусства повествования у Конрада. Чарли Марлоу выступает рассказчиком в нескольких произведениях Конрада. Это не просто функциональная фигура повествователя, а живо обрисованный образ. Автор наделяет его некоторыми автобиографическими чертами — это моряк с большим жизненным опытом, как у его создателя. Марлоу не условный рассказчик, свойственный более ранней литературе. Он сам одновременно и действующее лицо рассказываемой им истории, не уступающий в значении Курцу, претерпевающий нравственную эволюцию. Проникаясь интересом к Марлоу, читатель лучше понимает особенности его видения Курца. Между этими двумя главными героями повести возникает поле напряжения, взаимного притяжения, и, хотя непосредственно общаются они совсем недолго, — это образы, связанные тысячью внутренних нитей, как по принципу контраста, так и по принципу сходства. Конрад наделяет Чарли Марлоу поистине писательской чуткостью к проблемам рассказывания, и в его обращениях к слушателям автор формулирует новые художнические задачи: "Поймите, я не пытаюсь что-либо изменить или объяснить — я хочу понять, понять мистера Курца или тень мистера Курца". Как видно, слово у Конрада осмысляется не как средство воздействия на мир, а исключительно как средство постижения мира. Более того, Марлоу знает, что его рассказ о Курце может быть очень далек от реального Курца, и он скорее всего облекает в слова лишь свою грезу о Курце, свою версию его личности. Возникает вопрос о границах познавательных и изобразительных возможностей слова:
Мне кажется, что я пытаюсь рассказать вам сон — делаю тщетную попытку, ибо нельзя передать словами ощущение сна...
Заложенная в авторской позиции Конрада многозначность дает возможность разных интерпретаций повести. Ряд критиков видит в ней одно из лучших обличений империализма, его лицемерия и жестокости. Повесть создавалась в последние годы правления королевы Виктории, которая гордилась тем, что стояла во главе обширнейшей и самой высокоморальной из когда-либо существовавших империй. Понятие "империализм" трактовалось англичанами как цивилизаторская миссия белого человека в странах, которые сами не способны справиться со своими проблемами, которым необходима помощь; понятие "колониализм" было не столь возвышенным, за ним стояла прежде всего коммерческая прибыль, эксплуатация чужих ресурсов. Марлоу становится свидетелем прямых преступлений колониализма и уголовно не наказуемых преступлений против нравственности, вдохновленных имперской идеологией. Мистер Курц в бытность свою в Европе был известен как демократ, а служба в компании превращает его не просто в империалиста, а в кое-кого похуже — в варвара. У Конрада всегда присутствует идея о том, что цивилизация есть зло, а первобытная невинность туземцев — благодать; его африканцы полны жизни, приспособлены к существованию на своей земле, тогда как европейцев безжалостно косят болезни, и зря эти "полые люди" (позже это выражение Конрада будет заимствовано крупнейшим англоязычным поэтом ХХ века Т. С. Элиотом для заглавия его поэмы "Полые люди", 1925 г.) пытаются в своей слепоте насаждать цивилизацию вдали от ее истоков.
Прямо противоположная точка зрения о том, что в "Сердце тьмы" Конрад выступает поборником империализма также может быть подтверждена текстом повести. Африку автор изображает все же как "сердце тьмы", отрицательный смысл метафоры нельзя игнорировать. Не названная в тексте река, по которой поднимается пароход Марлоу, извилистая, опасная, зловещая, — символ тьмы. Проникли в текст и отдельные расовые предрассудки, но любые чисто идеологические подходы к тексту не дают ответа на вопрос: в чем сила повести?
Конрад исходит из признания неразрешимости противоречий мира, поэтому в его художественном мире есть все. Действие разворачивается на фоне природы, в сравнении с которой человек до смешного мал, а человеческая история до смешного заносчива, самонадеянна. Мир Конрада поистине трагичен — он полон ужасных тайн, для которых нет слов в человеческом языке и которым лучше остаться безымянными, отсюда столь важный для Конрада и поэтики модернизма прием — умолчание, пропуск самого важного. Сюжет, содержание, стиль повести нераздельно слиты ради достижения единого, общего эффекта, который состоит в многослойности, неоднозначности, восхитительной сложности произведения, которое при каждом прочтении открывает перед читателем свои новые стороны.
И эстетизм с его манерной жеманностью, напоминающей поздний романтизм, и модернизм с его суровым, жестким взглядом на мир и человека, полностью впитавший уроки реализма и натурализма, в равной степени обязаны литературе XIX столетия, — и оба направления на рубеже столетий в равной степени воспринимались как новые, бунтарские. Однако выдвижение в центр разных комплексов проблем и разные способы их решения определили разный удельный вес этих направлений в истории литературы с точки зрения исторической перспективы — эстетизм остался памятником определенной эпохи, тогда как модернизм на следующем этапе литературного развития превратится в ведущее направление мировой литературы.
ПОД- СЕКЦИЯ 1. Литературоведение
Амангалиева Г.С.
Студент, НИУ Саратовский Государственный университет им.Н.Г.Чернышевского
ОБРАЗНОЕ СОДЕРЖАНИЕ КОНЦЕПТА «ТЬМА»
(НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТИ Д.КОНРАДА «СЕРДЦЕ ТЬМЫ»)
Повесть Джозефа Конрада «Сердце тьмы» , написанная в 1899году, на поверхностный взгляд представляется приключенческим произведением. Автора авантюрных романов «Негр с «Нарцисса»», «Ностромо», «Лорд Джим», по праву относят к писателям-неоромантикам. Неоромантизм, как течение в литературы рубежа XIX—XX веков, возводит принцип двоемирия, пытается вывести героя-личность из буржуазного замкнутого круга . Повесть Д.Конрада изобилует событиями, но тем самым воплощает его эстетический принцип об извлечении максимального драматического эффекта от события. Сюжет, содержание, стиль повести нераздельно слиты ради достижения единого эффекта многослойности, неоднозначности произведения.
Цель данного исследования: выявление и описание некоторых особенностей образной составляющей концепта «Тьма» в произведении Д.Конрада «Сердце тьмы».
Под художественным концептом понимают смысловую и эстетическую категорию, содержащую в себе универсальный опыт литературной личности, ее мировоззрение, систему ценностей, и способствующую формированию новых художественных смыслов. Каждое литературное произведение воплощает индивидуально-авторский способ восприятия и организации мира, т.е. частный вариант концептуализации мира. Концептуализация мира в художественном тексте, с одной стороны, отражает универсальные законы мироустройства, а с другой - индивидуальные, уникальные, даже воображаемые идеи .
В повести Д.Конрада концепт «Тьма» условно можно выявить в таких комплексных образах, как:
1) Тьма-темнота;
2) Тьма-дикость;
3) Тьма-гибель;
4) Тьма-зло;
1.Тьма как визуальное ощущение доминирует с первой до последней сцены. Краски окружающего героев мира выписаны с преобладанием мрачных тонов. Африка изображается убежищем тьмы, страной мрака; безнадежными, сумрачными, непроницаемыми местами; глубокой тьмой в сердце земли, сердцем тьмы (3 речевых употребления (далее - РУ)). Выразительные приемы для иллюстрации пейзажа - эпитеты и сравнения (сгущающиеся (4 РУ), зловещие, темные как мрачные круги ада тени ; унылый, нависающий (2 РУ), непроницаемый, поражающий насмерть мрак; сгущающийся сумрак (3 РУ); сумрачное облако; призрачный, девственный, непроницаемый (2 РУ), пасмурный лес; теплый, густой (2 РУ), тяжелый, сонный воздух; белый, теплый (2 РУ), липкий, поражающий, удушливый, непроницаемый как прочная стена, похожий на вату туман) . «Мрак гигантского Лондона на закате, уныние неназванной европейской столицы и мгла джунглей - символически Европа и лесная африканская глушь оказываются разведены не столь далеко, как можно вообразить.
Значительно реже автор отмечает свет, причем свету не придает традиционного значения оппозиции тьмы» . Свет в повести - безжалостный, слепящий (3 РУ), тусклый , т.е. эмоционально он окрашен так же негативно, как мрак. Чем дальше Марлоу проникает вглубь континента, тем сильнее в нем возобладает тревожное настроение: «я чувствовал себя так, словно ехал не вглубь континента, но собирался проникнуть к центру Земли» .
2.В семантическое значение «Тьма» автор также вкладывает дикие, нецивилизованные нравы, царящие в человеческом мире, животное начало. Нельзя игнорировать отрицательный смысл метафоры «сердце тьмы» в обозначении Африки. Коренные жители этой страны описаны автором без симпатии: «…здесь вы видели существо чудовищное и свободное… Они выли, прыгали, корчили страшные гримасы; но в трепет приводила вас мысль о том, что они - такие же люди, как вы, - мысль об отдаленном вашем родстве с этими дикими и страстными существами» . Дикари - демоны той страны, первобытные создания, загадочные, безумствующие, ворчливые, угрюмые. Однако «оцивилизованный» дикарь, этот «продукт обращения» (о надсмотрщике над преступниками), выглядит не более привлекательным. Наблюдая за работой негра-кочегара, Марлоу говорит: «Это был усовершенствованный экземпляр: он умел растапливать котел. Смотреть на него было так же поучительно, как на разгуливающую на задних лапах собаку в штанах и шляпе с пером… Ему бы следовало хлопать в ладоши и плясать на берегу, а вместо этого он работал - раб, покорившийся странному волшебству и набиравшийся спасительных знаний» .
Но так ли много отличий между европейцем и дикарем? Конрад предлагает переосмыслить незыблемую в его время оппозицию «цивилизация-варварство». Он ставит под сомнение безусловное превосходство европейской цивилизации и ее право на колонизацию «слаборазвитых» народов»: «…административные их меры были направлены лишь на то, чтобы побольше выжать… а для этого нужна только грубая сила, - хвастаться ею не приходится, ибо она является случайностью, возникшей как результат слабости других людей… Завоевание земли - большей частью оно сводится к тому, чтобы отнять землю у людей, которые имеют другой цвет кожи или носы более плоские, чем у нас, - цель не очень-то хорошая, если поближе к ней присмотреться» . Колониализм - центральная проблема повести.
3.Тема империализма тесно переплетается в повести с темой болезни, безумия, смерти. Тьма - угасание жизни, путешествие героя - «однообразное скитание по стране кошмаров» . « Холод, туман, бури, болезни, изгнание и смерть - смерть, притаившаяся в воздухе, в воде, в кустах… Здесь люди умирали как мухи» . Гибнут чернокожие: «в незнакомой обстановке, получая непривычную для них пищу, они заболевали, теряли работоспособность, и тогда им позволяли уползать прочь» ; их черные скорченные тела уподобляются теням (4 РУ), мучающимся в агонии боли, безнадежности, отчаяния. Но тяжелее всего в африканском климате приходится рафинированному европейцу. С момента начала пути Марлоу сопровождают сначала предостережения о недугах, а затем сами болезни и смерти. «Людям, сюда приезжающим, не следовало бы иметь никаких внутренних органов» - цинично констатирует один из собеседников Марлоу. В повести присутствует около дюжины прямых упоминаний о смертях.
Помимо телесных недугов, со слов врача, «перемены происходят внутри» . Это приводит либо к самоуничтожению (повесившийся швед), либо к непомерной мании величия. Выпавший из системы социальных связей, присвоивший абсолютную власть над туземцами, Куртц абсолютно извращается морально. «Глушь его приласкала, приняла, полюбила, проникла в его вены, в его плоть, наложила свою печать на его душу, проделала над ним какие-то дьявольские церемонии посвящения .
4. Наконец, образное содержание концепта «Тьмы» раскрывается в отождествлении ее с вселенским злом. «Я видел демона насилия и демона алчности, но, клянусь небом, то были сильные, дюжие, красноглазые демоны. Теперь же я понял, что в этой стране… мне предстоит познакомиться с вялым, лицемерным, подслеповатым демоном хищничества и холодного безумия» - говорит Марлоу . Примечательно, что «демон хищничества» повсюду соседствует с «чахлым демоном лени» - два вполне закономерных спутника прогресса. Времяпрепровождение белых, так же как и нанятых туземцев, однообразно, бессмысленно невыносимо, абсурдно.
Д.Конрад в своей повести значительно расширяет трактовку зла - оно всеохватывающе. «Повесть «Сердце тьмы» изображает зло разлитым в природе - она в повести враждебна и губительна для человека. Но главное зло маскируется внутри человеческой души, за цивилизованной оболочкой, как показывает пример Куртца. В мире повести нет ни истины, ни справедливости, есть только глупость идеализма, а чаще - коварство холодного эгоизма, стяжательство, фанатичность экстремизма» .
Итак, путем анализа текстовых фрагментов мы выявили, что образный компонент в структуре концепта «Тьма» состоит из нескольких составляющих: визуальная темнота, дикие нравы, телесное и моральное разложение, и зло - доминирующий образ данного концепта в повести.
Литература:
- Д.Конрад. Сердце тьмы и другие повести. - М., Азбука, 2011;
- Большой Энциклопедический словарь. 2000// www.edudic.ru/bes ;
- Кубрякова Е. С., Демьянков В. З., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов. - М., 1996;
- Зарубежная литература ХХ века. Практические занятия/ Под ред. И.В. Кабановой. - М., 2007;
